лучшее лекарство от всех болезней-это смех...

[shifr]

[shifr]

[Sovok-59]

Александр Гутин.
«Шо значит женюсь, Яша? Шо это за «женюсь» среди ясного неба, при живой маме?!»
...
-Так! Подожди, у мамы инфаркт! Просто сиди ровно и дыши воздухом. Мама должна немножко ожить!
— Мама, да шо такого я сказал?
— Яша, ша! Яша, не говори никаких слов! Давай сейчас просто что-нибудь покушаем и я сделаю вид, шо всё так и было! Яша, ты поц, Яша! Почему ты так не бережешь свою маму, которая у тебя одна?! Ты хочешь, чтобы я умерла и больше никогда не жила, Яша?!

— Мама, мне кажется, шо ви таки очень сильно драматизируете! Ви не в театре, мама, можно подумать, шо ви не хочите моего счастья!
— Это я не хочу твоего счастья? Да я всю жизнь только и делаю, шо хочу твоего счастья, как ненормальная! Но, как можно так вот придти до родной мамы и угрожать?! Шо это за слова «мама, ви как хочите, а я женюсь!»? Шо значит женюсь, Яша? Шо это за «женюсь» среди ясного неба, при живой маме?!

Роза Моисеевна сидела на табуретке посреди кухни, позади нее свистел чайник, на который никто не обращал внимания.

Зина Хаскина, соседка по коммунальной квартире, делала вид, что увлечена помешиванием борща, на самом деле с огромным интересом наблюдая за невероятной драмой, разыгрывающейся у нее на глазах.

— Но мама, мне двадцать семь лет! Я имею право! Ви не можете узурпировать меня на всю жизнь! И потом я люблю Галочку! Она мой идеал!
— Идеал?! То есть твоя шикса это идеал, а мама мимо ходила?! И это говорит мне родный сын! Тот самый сын, которого я родила своими руками и любила больше жизни! Вейзмир! Хорошо, шо это не слышит твой дедушка Соломон Абрамович, который давно помер, дай бог ему здоровья!

Роза Моисеевна трагически обхватила голову руками и попыталась заплакать.
Заплакать не получалось.

— Роза Моисеевна, я конечно дико извиняюсь, но что вы делаете геволт на ровном месте? Вы даже не видели эту Галочку, а уже называете ее нехорошими словами и играете тут Гамлета! — вставила свою реплику в постановку Зина Хаскина.
— Вот именно! Почему сразу шикса? Она приличная девушка! Она учится заочно и еще умеет на аккордеоне! — пылко залепетал Яша, почувствовав поддержку.

— Зина Хаскина, — Роза Моисеевна встала с табуретки и стала медленно надвигаться на соседку, — когда нам надо будет кого-то спросить за адвокатуру, так мы пойдем до нормального адвоката и заплотим за услуги! Но я шо-то не припомню в нашем городе практикующего юриста по имени Зина Хаскина! И если ви таки еще раз будете совать свои советы, куда не просят, так я сделаю так, шо не будет чего совать!

— Ой вэй! Смотрите на нее! Уже и слова сказать нельзя! Можно подумать! Не женщина-мать, а оголенные провода! Не шелестите жабрами, женщина, я и сама могу устроить электрическое замыкание! — огрызнулась Зина Хаскина, выключила конфорку и гордо удалилась из кухни.

— Мама, вам таки надо успокоиться, это же надо строить такой девятый вал и гибель Помпеи, когда ваш сын счастлив! Галочка вам непременно понравится! Ви еще не узнали человека, а уже думаете, шо она дочь погромщика!
— Я ничего не хочу знать ни за какую дочь! Почему ты не сказал мине раньше, когда эта шикса тебя окрутила? Почему твоя родная мама должна знать за эту Галочку не заранее, а потом?!

-Та какая разница? Потом, сейчас, Галочка это же чисто цветок! Она приехала из-под Харькова, и ее папа механизатор и приличный человек, она говорит, шо если приехать в Покатиловку и спросить до ее папы Василия Петровича Крысюка, то….
— Шо?!! Шо ты сейчас сказал, Яша?! До кого спросить?! За Крысюка?! Ты вот сейчас этим языком сказал — до Крысюка?!
— Мама….
— Замолчи свой рот! За Крысюка?! То есть мы Гольденштейн, а твоя шикса Крысюк??? ! Ну, теперь мине всё ясно! Она видит, стоит такой красивый мальчик из интеллигентной семьи, так она охмурила его и сделала личную жизнь! Ой вэй! Я ничего не хочу слышать за этот позор!

… Прошел год. За этот год произошло столько всего, сколько не происходило за всю яшину жизнь.
На свадьбе Роза Моисеевна просидела, как памятник в углу, даже не удосужившись надеть парадное платье.
Из украшений на ней была только брошь и поджатые губы.

Яша не стал испытывать судьбу и уехал с Галочкой жить к ней, в фабричное общежитие.
Несколько раз он приходил к маме, но та была неприступна, как морской утес. Яша молча кушал фаршированную рыбу и уезжал назад к Галочке.

Но потом Галочка забеременела. Зина Хаскина принесла эту благую весть Розе Моисеевне, которая традиционно молча выслушала ее, а на следующий день, как снег с июльского неба нагрянула в общежитие к сыну.
Яша с женой с недоумением смотрели на стоящую в дверях мать.

— И шо ви на меня смотрите, как Ротшильд на банковский сейф? Где тут у вас тарелки? Я принесла куриный бульончик. Моему внуку полезна курочка!
— Внуку? — удивленно спросила Галочка.
— Ну, не внучке же! — фыркнула Роза Моисеевна — Ви, девочка, не стойте тут, как телефонная будка, а принесите тарелки. Мама пришла, принесла кушать. Яша, мине кажется ты похудел! Ну, конечно, тебе тут играют на аккордеоне вместо кормить!

Через девять месяцев родился мальчик.
Роза Моисеевна редко ошибается. Назвали Мишенькой. Похож на Яшу.
Роза Моесеевна его очень любит.

[МаргаритаМ]

[МаргаритаМ]

[Росич]

[Sovok-59]

Пришли к Бабе Яге имущество описывать...
Немедленно откройте! — раздалось за дверью. — Мы знаем, что вы там!

— Там, — подтвердила Яга, неохотно открывая дверь. — Чего надоть? Кто такие?

— Недельщик я, — толстый краснощёкий человек оттолкнул Бабу-Ягу и прошёл в избу.

За ним семенил маленький лысый человечек в очках и с кипой бумаг. Недельщик осмотрел избу и повернулся к Яге.

— Почто налоги не платишь, старая?

— А за что мне их платить? — удивилась она.

— Закон такой, — ответил Недельщик, прохаживаясь. — Грибы и ягоды в лесу собираешь?

— Собираю, — кивнула Яга.

— А лес чей? Государственный. Сбором грибов ты наносишь лесу невосполнимый урон, который…

— Как это невосполнимый? — перебила Яга. — Грибы-то обратно вырастут.

Недельщик хмуро посмотрел на лысого человечка, и тот протянул ему бумагу.

— Действительно, — протянул он, пробежав взглядом по листу. — А это вот что у тебя? Печка? Дровами топишь, верно?

— Нет, — ответила Яга. — Волшебная она. Сама по себе горит.

— Дым идёт?

— Идёт.

— Ну вот! — радостно воскликнул Недельщик. — Дым наносит урон окружающей среде. На решение этой проблемы нужно золото. Плати налог за использование спецустройства без Государственного разрешения.

— Не буду, — фыркнула Яга. — Поколдую и не будет дыма. За что платить?

Недельщик повернулся к лысому, тот пожал плечами.

— Ладно, старая. А вот изба твоя. Налог за неё платишь?

— За что? — изумилась Яга. — Я ж её сама наколдовала!

— За обслуживание, конечно, — снисходительно улыбнулся Недельщик. — Крыша не течёт? Не течёт. Грызуны есть? Нет. А чья это заслуга? Государственная. Ибо Государство о тебе заботится и не забывает. А ты налоги не платишь! Стыдно!
Баба-Яга захохотала.

— Насмешили, — проговорила она, вытирая слезу. — Крыша не течёт, потому что мне её Леший каждый год перестилает. А грызунов Кот истребляет.

Недельщик снова повернулся к лысому, и тот с улыбкой выдал несколько бумаг.

— Значит, говоришь, Леший незаконной трудовой деятельностью занимается? А налоги не платит. Разберёмся.

Яга выругалась.

— А что же насчёт коммунальных платежей, старая? — продолжил Недельщик. — Ни разу не оплачивала ни за свет, ни за воду.

— Вода в ручье течёт, — возмутилась Яга. — А ручей тут без Государственного участия образовался!

— Мы это проверим.

— Да и свет, знаешь ли, тоже не Государственная заслуга! Солнце задолго до вас всех светить начало!

— Глупости какие, — засмеялся Недельщик. — Раз не хочешь платить, ограничим доступ. Не будет тебе Солнце светить больше.

Он просмотрел бумаги и протянул одну из них Яге.
— Это за всё остальное. Плати, или мы имущество опишем в счёт Государства.

Недельщик подошёл к Коту, спящему в кресле, и поднял его за шкирку.

— Вот это что? Кот? Вот его и опишем. Тем более, что у него нет разрешения на истребление грызунов.

— Сволота! — закричал Баюн. — Пусти!
— И нужно выяснить, — продолжал Недельщик, — куда он шкурки девает? Почему не сдаёт Государству?

Только он договорил, как превратился в мышь, а лысый человечек в крысу.

— Надоел, — Яга отряхнула ладони. — Баюн. Баюн! Как поймаешь, целиком не жри. Шкурки оставь. Я их Государству сдам.

Олег Шушпанников

[shifr]

[shifr]

[L Lawliet]

[Sovok-59]

[Sovok-59]

Было это в день рождения Твардовского — 21 июня 1970 года. Ему тогда исполнилось 60 лет. Праздновали на его даче в Пахре. С утра начали съезжаться гости. Я привëз в подарок скамейку, которую сам срубил, — очень хорошую садовую скамейку. Приехали Гавриил Троепольский из Воронежа, Федор Абрамов из Вологды, Юрий Трифонов — словом, весь цвет русской прозы того времени.

Все расположились на воздухе, в саду. Уже середина дня. Я разговариваю с кем-то, по-моему, с Лакшиным, и вдруг вижу — Рина. Я знал, что она не знакома с Твардовским, поэтому подбежал и спрашиваю: «Рина, что происходит?» А она говорит: «Я приехала к тебе явочным порядком. Мне Шуня (мама моей жены) сказала, что вы у Твардовских, вот я и припëрлась».

Конечно, её тут же узнали, посадили за стол. Она выпила водки. Всё вроде обошлось, и тут она подкрадывается ко мне, дёргает меня за рукав и говорит:
«Гердт, я хочу выступить перед Александром Трифоновичем».

«Рина, — отвечаю я, — это невозможно! Вы что, с ума сошли? Перед кем вы собираетесь выступать — здесь цвет русской литературы, а вы с вашими эстрадными штучками».

«Нет, — твердит она, — я всё-таки хочу. Объяви меня».

Я убегаю от неё, перехожу к другой компании, но она меня всюду преследует, продолжает дергать, щипать и всё повторяет: «Ну я хочу выступить, ну объявите меня».

Наконец, устав от этих упрашиваний, я сказал: «Александр Трифонович, перед вами хочет выступить Рина Зеленая». Сразу стало тихо, и вдруг она как на меня накинется: «Вы что, идиот? Вы с ума сошли — как это возможно, здесь? В какое положение вы меня ставите, тут такие писатели, и вы хотите, чтобы я выступала со своими эстрадными штучками. Да как вы вообще пускаете его в дом, этого придурка, он же вам дачу спалит! Боже мой, ну как вы могли меня объявить! Ну да ладно, раз уж объявили, придётся выступать».

Я совершенно обалдел от такого нахальства. А она преспокойно стала выступать. И знаете, я такого счастливого Твардовского в жизни не видел. Он заливался слезами, катался по дивану. А наутро пришел к нам и говорит: «Ну, Зиновий Ефимович, то, что вы мне скамейку подарили, — это, конечно, здорово, хорошая скамейка, но то, что вы специально для меня привезли из Москвы такую артистку, —вот это незабываемый подарок!».

Из книги Зиновия Гердта «Рыцарь совести»
Борис Рагинский

[shifr]

[shifr]

[ирина1962]

shifr,
Это надо в тему Пятница